Антон Павлович Чехов

1892 год начался для Чехова деятельностью, далекой от его литературных занятий.

14 января он выехал в Нижегородскую губернию по делам помощи голодающим; 22 января вернулся, но уже 2 февраля снова уехал по тем же делам — на этот раз в Воронежскую губернию. Все это время продолжался сбор средств для голодающих, в котором Чехов принимал участие еще осенью 1891 года.

4 марта 1892 года Чехой впервые приехал в свою новую усадьбу Мелихово, в полутора десятках верст от станции Лопасня (ныне город Чехов) Московско-Кур­ской железной дороги.

G самого начала Чехов много работает как врач. «С первых же дней, как мы поселились в Мелихове, — вспоминал Михаил Павлович, — все кругом узнали, что Антон Павлович — врач. Приходили, привозили больных в телегах и далеко увозили самого писателя к больным. С самого раннего утра перед его домом уже стояли бабы и дети и ждали от него врачебной помощи. Он выходил, выстукивал, выслушивал».

В 1892 году в центральных губерниях России наяа-лась эпидемия холеры. В июле Чехов начал работать врачом в Серпуховском уезде. «Открыт новый врачебный пункт в с. Мелихове Бавыкинской волости, — сообщалось в отчете Серпуховского санитарного совета, — благодаря любезному предложению местного землевладельца док­тора Антона Павловича Чехова, выразившего санитар­ному совету желание безвозмездно принять участие в борьбе с эпидемией. Благодаря самоотверженному пред­ложению А. П. Чехова надобность в устройстве особых обсервационных (наблюдательных) пунктов в названной местности устранилась сама собою. В состав нового мелиховского врачебного участка вошел значительный район в составе 26 селений».

В июне 1893 года в качестве профилактической про­тивохолерной меры в Мелихове снова был открыт вре­менный врачебный участок. Как писал свидетель работы Чехова в Серпуховском земстве доктор П. И. Куркин, «обязанности земского врача были приняты в полном объеме», т. е. велся регулярный прием (для подсобной работы придан фельдшер), выдавались лекарства, осуществлялись санитарный надзор и статистические записи о заболеваниях. При этом Чехов «нашел удобным отказаться от вознаграждения, какое получают участ­ковые врачи». Посещал Чехов и все заседания уездного санитарного совета в Серпухове и земских уездных ле­чебницах; он был человек обязательный.

«Я теперь разъезжаю по деревням и фабрикам и собираю материал для санитарного съезда», — писал он Лейкину в июле 1892 года. «Почти все лето прошло у меня в медицинских заботах», — сообщал он Л. П. Гуре-вич в сентябре.

На литературу времени оставалось мало.

С событиями голодного года связан рассказ «Жена» (1891). Именно так определял его тему автор через несколько дней после завершения работы: «Я написал рассказ на злобу дня — о голодающих».

С легкой руки самого Чехова, обмолвившегося как-то, что писать он может только «по воспоминаниям», а так­же из-за малочисленности документов о творческой ис­тории его вещей прочно утвердилась версия, будто непосредственные жизненные факты использовались писателем через много времени. На самом деле по горя­чим следам событий Чехов писал гораздо чаще, чем принято думать.

В «Жене» были использованы старые сюжеты, за­мыслы, записи — в основу рассказа легли самые недав­ние впечатления. Это видно, например, при сопоставле­нии рассуждений героя о комитетах, о недоверии к администрации с письмом Е. П. Егорову от 11 декабря 1891 года, где Чехов говорил о сентябрьских событиях: «Публике благотворить хочется, и совесть ее потрево­жена. В сентябре московская интеллигенция и плуто­кратия собиралась в кружки, думали, говорили, копоши­лись, приглашали для совета сведущих людей; все толко­вали о том, как бы обойти администрацию и заняться организацией помощи самостоятельно. [...] Я с полным сочувствием относился к частной инициативе, ибо каж­дый волен делать добро так, как ему хочется; но все рассуждения об администрации, Красном кресте и проч. казались мне несвоевременными».

В следующем году Чехов писал Суворину: «Летом безвыездно сидел на одном месте, лечил, ездил к боль­ным, ожидал холеры... Принял 1000 больных, потерял много времени, но холеры не было. Ничего не писал, а все гулял в свободное от медицины время, читал или приводил в порядок свой громоздкий „Сахалин"». (11 ноября 1893).

Что бы ни писали авторы статей и книг «Чехов-врач», «Чехов и медицина», главные его интересы с ранней мо­лодости лежали в другой сфере. И его медицина оказа­лась важной прежде всего для мировой литературы. Но для того чтобы так случилось, это должна была быть не любительская, а настоящая медицина.

Чехов получил прекрасное медицинское образование. В годы его студенчества медицинский факультет Мос­ковского университета блистал великими именами. Он слушал лекции одного из крупнейших терапевтов века Г. А. Захарьина, основателя отечественной научной гиги­ены Ф. Ф. Эрисмана, одного из пионеров патологиче­ской анатомии А. А. Остроумова, выдающегося хирурга Н. В. Склифосовского, в больницах видел работу замеча­тельных практиков — русских земских врачей. Будучи уже известным писателем, он ходил на доклады ученых, посе­щал Пироговские съезды, следил за медицинской литера­турой. И, главное, он владел основным и самым трудным во врачебном деле — тем, что не компенсируется ни образованием, ни опытом, но существует как свойство личности врача: он был хорошим диагностом.

Один известный биограф Чехова с иронией говорил о том, что Чехов гораздо менее скромно отзывался о себе как о враче, чем как о писателе. Но в литературе все видно и так, в медицине же ему приходилось разъ­яснять и убеждать, отстаивать свои методы и диагнозы. Мы не столь уж много знаем о медицинской практике доктора Чехова, но дошедшие до нас его диагнозы и врачебные предсказания почти всегда оказывались уди­вительно точными.

Еще будучи студентом 4-го курса, он единственный из всех лечивших литератора Ф. Ф. Попудогло врачей поставил верный диагноз: воспаление твердой оболочки мозга (приведшее к смерти).

Чехов знал (и писал друзьям) о близкой* кончине брата, своих друзей — П. М. Свободина, И. И. Левитана.

Бывают минуты, говорил Чехов, когда он хотел бы не быть врачом. В конце 1892 года он осматривал Н. С. Лес­кова и сказал литератору Ф. Ф. Фидлеру, что писателю осталось жить не более года. Лесков умер через два. К. С. Станиславский вспоминал, как Чехов присутствовал при его беседе с одним близким режиссеру вполне жизне­радостным человеком. Когда тот ушел, Чехов «в тече­ние вечера неоднократно подходил ко мне и задавал всевозможные вопросы по поводу этого господина. Когда я стал спрашивать о причине такого внимания к нему, Антон Павлович мне сказал: „Послушайте, он же само­убийца". Такое определение или предсказание показа­лось мне смешным. Я с изумлением вспомнил об этом через несколько лет, когда узнал, что человек этот действительно отравился». В июле 1888 года Чехов плы­вет из Сухуми в Поти на пароходе «Дир»: «Глядя на толстенького капитана, я чувствую жалость... Мне что-то шепчет, что этот бедняк рано или поздно тоже пойдет ко дну и захлебнется соленой водой...» В ту же осень «Дир» затонул у берегов Алупки.

Суворину, которого он постоянно наблюдал, давал серьезные медицинские советы и чье здоровье считал крепким, Чехов шутливо обещал: «Вы будете жить еще 26 лет и 7 месяцев» (письмо от 30 ноября 1891). Суворин прожил еще 21 год. Долгую жизнь предсказал Чехов Бунину.

Может, все это было что-то другое, не диагностика, — то, о чем Чехов говорил: «Мое пророческое чувство меня не обманывало никогда — ни в жизни, ни в моей медицинской практике».

Врачебная практика была немалой еще до переезда на Садовую-Кудринскую. «Лечу и лечу. Каждый день приходится тратить на извозчика больше рубля» (1885).

«Улыбаться тут не приходится, — комментирует эти чеховские слова хорошо помнивший реалии прошлого века писатель Б. К. Зайцев. — В те времена за гривен­ник, пятиалтынный можно было в Москве далеко уехать».

Медицина делала круг его общения практически без­граничным. Случалось лечить солдат, извозчиков, куха­рок, рабочих. Михайловскому или Скабичевскому, много писавшим о народе, такой демократизм и не снился.

С переездбм в Мелихово социально-демократический диапазон пациентов Чехова еще расширился. До этого мужиков он лечил эпизодически, теперь — почти исклю­чительно. За 2 года в мелиховском врачебном участке было принято более 1500 больных.

Врачебное общение было лишь частью жадной чехов­ской общительности. Он бывал на ярмарках, заводах, скачках, на свадьбах, в самых дешевых трактирах, в сумасшедших домах, в тюрьмах, за кулисами театров и за клиросом, ездил на конках, в поездах, на парохо­дах. Тридцати-тридцатитрехлетний Бунин, уже повидав­ший многое, писал о беседах с Чеховым в Ялте: «Постепенно я все более и более узнавал его жизнь, начал отдавать отчет, какой у него был разнообразный жизненный опыт, сравнивал его со своим и стал пони­мать, что я перед ним мальчишка, щенок...»