Антон Павлович Чехов

Конечно, не всегда было плохо. Весной и ранней осенью радовала погода. Был «воздвигнут дом в 21 Д эта­жа, белый дом»; и уже появилось у него прозвание: Белая дача. Из дома открывался «широчайший вид, та­кой вид, что просто описать нельзя».

Куприн считал, что чеховская дача стала «самым оригинальным зданием в Ялте. Вся белая, чистая, легкая, красиво несимметричная, построенная вне какого-нибудь определенного архитектурного стиля, с вышкой в виде башни, с неожиданными выступами, со стеклянной ве­рандой внизу и с открытой террасой вверху, с разбро­санными — то широкими, то узкими — окнами, она по­ходила бы на здания в стиле ,,модерн", если бы в ее плане не чувствовалась чья-то внимательная и оригиналь­ная мысль, чей-то своеобразный вкус. Дача стояла в углу са­да, окруженная цветником [...]. Антон Павлович не лю­бил и немного сердился, когда ему говорили, что его дача слишком мало защищена от пыли, летящей сверху, с Аутского шоссе, и что сад плохо снабжен водою. Не любя вообще Крыма, а в особенности Ялты, он с особен­ной, ревнивой любовью относился к своему саду. Многиевидели, как он иногда по утрам, сидя на корточках; заботливо обмазывал серой стволы роз или выдергивал сорные травы из клумб. А какое бывало торжество, когда среди летней засухи наконец шел дождь, наполнявший водою запасные глиняные цистерны».

Сад был главной радостью. К его посадке Чехов подо­шел так же серьезно и основательно, как ко всему, что он делал. Читал специальную литературу (на подаренной

B. М. Лавровым книге П. Золотарева «Флора садоводст­ва»— многочисленные пометки); в тетрадку «Сад» им занесено 159 латинских ботанических названий растений. Саженцы и семена он выписывал из Одессы, из садового заведения «Синоп» в Сухуми, заказывал в Никитском ботаническом саду. Каждое дерево был посажено собст­венными руками — этого он не доверял никому. К лету 1903 года в саду уже росли кедр атласский, магнолия, хурма китайская, гледичия, ива вавилонская, абрикосо­вые, грушевые деревья, кипарисы. Все было продумано. Когда Мария Павловна предложила посадить каштан, Чехов писал ей: «Каштан широкоразвесист, он займет по­ловину сада, а сад и так мал. Погоди, через 2—3 года ты увидишь, что я посадил именно то, что нужно. Думаю, что это так, ибо я прежде, чем сажать, размышлял очень долго».

Он шутил, что если бы не был писателем, то стал бы садовником. Но в последние годы ухаживать за садом становится все труднее: «После каждого куста прихо­дится отдыхать» (Книппер, 5—6 февраля 1902 г.).

В ялтинских письмах не меньшее место, чем в мели­ховских, занимает «собачья» тема: Чехов пишет о ха­рактерах собак, их привычках, о том, как лечит их. Кроме собак, во дворе жили два ручных журавля; они важно ходили по саду.

Неожиданной радостью явилось известие, что «Ду­шечка» очень понравилась Льву Толстому и что он по­стоянно читает ее вслух гостям и восхищается, называя ее автора «большим-большим писателем».

Зимой 1901 — 1902 годов Толстой жил недалеко от Ялты; Чехов бывал у него, много говорил с ним. Толстой болел; это глубоко волновало Чехова.

В Ялте Чехова посещают его старые знакомые, ук­репляются дружеские отношения с входящими в славу И. А. Буниным и А. М. Горьким, с драматургом

C. А. Найденовым, талант которого Чехов высоко ценил. С Буниным, когда тот жил в Ялте, Чехов встречался почти ежедневно. Куприн в доме Чехова работал над одним из лучших своих рассказов — «В цирке» — и со­ветовался насчет медицинской стороны сюжета. В доме Чехова бывали и Н. Г. Гарин-Михайловский, B. Г. Короленко, Н. Д. Телешов, Ф. И. Шаляпин, C. В. Рахманинов... Но каждое расставание омрачалось: они уезжали в Петербург или любимую им Москву, он оставался в нелюбимой Ялте.

Кроме друзей, было много случайных посетителей. Приходили преподавательницы местной гимназии, сту­денты, поклонницы — «антоновки», журналисты, начи­нающие беллетристы. Чехов признавался в письмах: «На­доели и раздражают посетители» (1 декабря 1899 г.); «Вчера были гости, сидели долго, я злился. Сейчас по телефону получил известие, что ко мне едет на извозчике турист-венгерец, посещающий всех писателей» (17 декаб­ря 1901 г.).

В Мелихове для работы над «Чайкой» Чехов уеди­нялся во флигеле; в Ялте, чтобы писать «Три сестры», уезжал в небольшой домик в Гурзуфе. Ситуация по­вторялась. «Ах, как мне мешают, если бы только зна­ла!! — писал он Книппер 30 августа 1900 года. — Не принимать людей я не могу, это не в моих силах».

Но одним из радостнейших событий всей ялтинской жизни был приезд в апреле 1900 года Московского Ху­дожественного театра. Чехов не видел его спектаклей в Москве — театр приехал к нему сам.

Гастроли начались в Севастополе. На «Дяде Ване» автора вызывали множество раз, а на последнем спек­такле в Ялте, когда шла «Чайка», Чехову была устроена, как писала местная газета «Крымский курьер», «гран­диозная овация». Две недели Чехов был в обществе актеров и писателей: в это время здесь оказались Бунин, Горький, Мамин-Сибиряк, Чириков. Каждый день с утра до вечера в чеховской даче кипел самовар, приходили и уходили веселые и остроумные гости.